Женщина из Челябинска родила дочку с синдромом Дауна и удочерила еще трех девочек с таким же диагнозом

Ларисе Поповой 50 лет, и у нее семеро детей — четверо родных, трое приемных. Все приемные и родная младшенькая — с синдромом Дауна. Трое старших здоровы, уже выросли и живут отдельно. «Хорошие новости» отправились в гости к Ларисе и ее солнечным малышкам, чтобы узнать, как живет их семья и почему, несмотря на все испытания, они производят впечатление счастливых и самодостаточных людей.
С порога нас встречает Алена и бежит обниматься. Это родная дочь Ларисы, ей скоро 10 лет, и по ней сразу видно, что она — семейный ребенок, то есть без опыта жизни в детском доме. Сильнее, чем она, гостям рада только йоркширский терьер Буся, которая норовит залезть на фотографа и облизать камеру.
Лариса провожает нас в гостиную. Туда бегут Аленка, Лера и Софья. Лере уже 19 лет, она живет у Поповых пять лет, а Софье — 10, ее забрали из детдома два года назад.
Когда мы понимаем, что в гостиной кого-то не хватает, Лариса просит Леру привести Машу. Маша — самый первый приемный ребенок и самый тяжелый, Лариса честно говорит об этом. Девочке в этом году исполнится 13 лет. Она все время ходит с телефоном, где играет ее любимая музыка. Сейчас Маша бегает и обожает прыгать на батуте, но когда ее в пять лет забрали из дома ребенка в Тульской области, все было совсем иначе.
— У нее были пролежни. Она умела ходить, но не ходила. Их пичкали таблетками, чтобы они лежали. И Маша уже не вставала. Думаю, если бы мы ее не забрали, ее бы уже не было, — вспоминает Лариса.

Именно после рождения Аленки Лариса стала искать в интернете информацию о детях с синдромом Дауна. Нужно было постигать большую сложную тему с самых азов.
Так заработала «контекстная реклама». Ларисе начала попадаться информация о таких же детях, которые находятся в детских домах. Увидела Машу — и внутри что-то екнуло.
Рассудила просто, раз уж все равно она будет заниматься Аленкой, почему бы не подарить шанс еще одному солнечному ребенку и не стать для него мамой.
Лариса начала готовить документы, хотя люди крутили пальцами у виска и говорили «ты сошла с ума» — мол, зачем еще один «даун», к тому же чужой? Ларису отправили в Школу приемных родителей, чтобы та поняла, нужно ли ей это.
— Я пошла в Школу приемных родителей, и на следующий день побежала за заключением, чтобы поехать за Машей. Я еще больше поняла, что ее надо быстрее оттуда забирать. Когда заканчивала ШПР, выложили новую фотографию Маши — колоссальная разница с первой, — признается Лариса.
По словам сотрудников детдома из глухой деревни в Тульской области, это был первый раз на их памяти, когда у них забрали ребенка. Старшие дети, в том числе Аленка, поддержали маму и хорошо приняли новую сестру.
— Старшая дочь вместе со мной ездила за Машей. Средняя дочь, ей 20 лет, только недавно от нас съехала, как замуж вышла. До этого помогала, нянчилась. Они тоже поняли, что таким детям нужно больше ласки, чем обычным, — делится Лариса
Лариса вспоминает: Маша была очень «тяжелая» — она даже не ревела, просто орала.
— Я ее качала на мячике, спину себе сорвала, все время обнимала — она через два года отошла, — делится Лариса. — Была в подгузнике — со временем приучили к туалету. Сама переодевается.
Сейчас Маша демонстрирует такое развитие, которое от нее никто не ожидал.
— Недавно приезжал в гости старший сын, она его узнала, прыгала от радости, что брат приехал. Для кого-то элементарно, а для нас это бурные эмоции от того, что она его помнит, узнает, — улыбается Лариса.

Вскоре после Маши на глаза Ларисе, все так же в интернете, попалась Лера — ей в тот момент было 12 лет. Она жила в специализированном интернате в Санкт-Петербурге. Там, конечно, детям уделяли больше внимания, чем в деревне, — Лера даже занималась хореографией — но детский дом есть детский дом. Лариса отгоняла от себя мысли снова взять ребенка с синдром Дауна. Потянет ли? Она воспитывала всех одна. Папа их общих детей не жил с семьей.
Передумала всякое, мол, куда брать подростка? Тем более, Маше нужна адаптация. А еще — была надежда, что Леру все-таки заберут другие люди.
— У меня глаз наметан на этих деток. Бывают тяжелые, средние, разные. Я смотрю, что она прям умненькая. Надеялась, что ее заберут, но прошло несколько лет, девочке уже исполнилось 15 — и, естественно, никто не забирает.

Все это время Лариса следила за Лерой и поняла, что не может оставить ее на произвол судьбы. Через три года после детдома ее ждал билет в психоневрологический интернат — и это в лучшем случае. Если не заберут «для чего-то плохого», как говорит Лариса. А ее могут забрать, причем как раз потому, что она достаточно умная и социальная.
При этом у нее нарушена система привязанностей. Например, Леру нельзя отпустить одну на улицу, несмотря на возраст: она пойдет за любым, кто ее позовет и пообещает конфету. А вот Маша не пойдет ни за что на свете — незнакомцев сторонится, зовет маму.
— Самое плохое, что у Леры и к детям нет привязанности как таковой — надеюсь, это изменится. Меня ведь когда-то не станет, и если они попадут в психоневрологический интернат, то я хочу, чтобы они были все вместе, жили своей маленькой семьей, и от этого им было бы легче.
Леру продолжают учить, что мама — главная в любой ситуации. Был даже забавный случай, как они проходили медкомиссию.
— Леру спрашивают: «В какой стране ты живешь?» — «Россия». «Правильно, а какой город самый главный?» — «Ма...» — «Правильно, Москва!». Но я-то знаю, что она хотела сказать «мама», а не «Москва», — смеется Лариса.

Девочки ходят в частную школу в Ленинском районе, для особенных детей. Программа у них своя: могут учиться, например, лепить пельмени и делать пиццу. Но и про азбуку не забывают.
— Лера не знала буквы и цифры, не умела говорить — только на своем, птичьем. Теперь читает по слогам! Не все прочитанное понимает, но читает. Решает примеры в пределах десяти, — хвалится успехами дочками Лариса. И вздыхает: — Если бы Лерка была в семье с рождения, у нее было бы колоссальное развитие. А нарушения привязанности очень на это влияет. Я когда забирала ее из детдома, мне говорили: «Зачем вы это делаете? Они же необучаемые». Я говорю «Ну здравствуйте-приехали! Это у вас они необучаемые». Лере бы с первого класса нормальную программу давали, она бы все знала.
Из-за того, что Лера дольше всех находилась в детдоме, причем не «овощем», она впитала в себя жестокость и иногда может проявлять ее к другим детям — как когда-то проявляли к ней. Поэтому за девушкой нужно следить — в том числе для этого Лариса поставила в доме камеры, о которых Лера прекрасно знает.
При этом Лера — главная помощница мамы: протирает крошки со стола, стирает белье, моет посуду и пол. Помогает в приготовлении обедов и ужинов: вместе с мамой может стряпать пирожки и жарить блинчики, сама чистит картошку, режет овощи. Правда, до сих пор путает лук и морковку. Кстати, еще не делится едой, в отличие, например, от Алены. Зато помогает сестренкам залезть на шведскую стенку и вместе с Аленой с радостью играет в доктора и «лечит» всю семью и гостей.
Десятилетнюю Соню взяли из челябинского детдома два года назад.
— Худенькая, синенькая, прозрачная, глазенки испуганные, язык висит, — вспоминает Лариса.
У девочки до сих пор расстройство пищевого поведения — она тянет в рот все, что видит, и начинает это жевать. У Маши это тоже было, но прошло за три года, а у Софьи пока лечат.
Сейчас Алена, Лера и Софья сидят со всеми за столом на кухне. Алена и Лера спокойно едят и болтают друг с другом на «птичьем», инопланетном языке, который понимают только сами, мы можем уловить лишь отдельные слоги или слова «мама», «да» и «все». А Софью контролируют, чтобы она случайно не взяла печенье, которое не сможет прожевать.
— Ей нужен взрослый хотя бы для этого, чтобы следить, что она ест, и научить ее язык не высовывать, — говорит Лариса.

По словам женщины, солнечные дети нуждаются в тактильном контакте гораздо сильнее, чем здоровые ребята — ей есть с чем сравнивать.
— Их надо обнимать и целовать — в любом возрасте. Я шесть лет толком не спала, потому что они по ночам по очереди ходили ко мне обниматься.
К слову, в январе семье подарили тяжелые «обнимательные» одеяла, и Лариса наконец сумела переехать из детской комнаты в гостиную и стала спать отдельно.
На вопрос, как отреагировали семья, Лариса отвечает, что дети поддержали, а ее мама — бабушка — первое время была в шоке, но со временем привыкла и относится ко всем девочкам как к родным внучкам. Тем более, она сама раньше работала в интернате, а ее покойный муж, отец Ларисы, в детстве жил в интернате. Поэтому Лариса, будучи ребенком нередко слышала и видела много историй из «детдомовской жизни», общалась с сиротами, «выросла с интернатовскими», как говорят в их семье. Видимо, это и наложило свой отпечаток.
— Приемство — это как болезнь, это заразно. Адаптация — это очень тяжелый период для семьи, но мы настолько привыкаем, что нас ломает без этого. Вот прошло два года, как Софью взяли, и скажу честно, уже ломает, заглядываю в базы данных. Я гоню от себя эти мысли.. Многие приемные родители так говорят. Хочется выдернуть ребенка из этой системы и смотреть, как он живет и развивается, — говорит Лариса.
Она шутит, что не может взять еще одного ребенка, поскольку они не влезут в машину.

Несколько лет назад Лариса помогла еще одному ребенку с синдромом Дауна: но не подарила ему новую семью, а сохранила родную. Его маму убеждали сдать сына в детдом, на женщину давили муж и его родственники, и она стала искать новорожденному малышу других родителей. Вышла на Ларису, та согласилась встретиться.
— Я вижу, как она о нем заботится, грудью кормит — думаю, «Ну кого ты обманываешь, как ты собралась его отдавать», — с улыбкой вспоминает Лариса.
В итоге она сумела убедить женщину не отдавать своего ребенка по прихоти мужа.
— Он и так может уйти, по любой другой причине, а ребенка уже вернуть не получится, — говорит Попова.
Лариса стала для мальчика крестной мамой и продолжает помогать его семье.

Мы не могли не затронуть финансовый вопрос. Об этом хоть и не принято спрашивать, но лежит на поверхность. Ведь, очевидно, что Лариса не может работать, а отец Алены с ними не живет (хотя иногда навещает девочек — они его любят и считают папой). Конечно, Ларисе платят пособие по уходу за детьми-инвалидами, а еще на Леру и Машу платят алименты их биологические родители. На Софью, кстати, алиментов из-за юридической коллизии почему-то не выплачивают.
В Челябинске семья живет в социальной квартире, арендуя ее у государства. Они платят только половину стоимости аренды, коммунальные платежи тоже субсидируются. В принципе, на жизнь хватает.
В Челябинске девочки выходят на улицу только по делам, в школу и к врачам. Они не умеют «гулять», как все обычные дети и как правило просто валяются на земле. Поэтому им нужен свой двор, а не общая детская площадка.
Чтобы дочки могли чаще бывать на свежем воздухе и закаляться (иммунитет у всех плохой, часто простужаются), Лариса купила домик в Крыму (остались сбережения), куда теперь ездит каждое лето. Семья живет там по полгода, и скоро вновь отправится в путь.
Фото: Надежда Тютикова, личный архив Ларисы Поповой