Александра Цыганова: «Когда дед-ветеран шёл по улице, мальчишки-хулиганы дразнили его „Гитлер капут“!.. »
Сегодня утреннюю историю о своём «незнакомстве» с одиноким ветераном Великой Отечественной войны рассказала главный редактор брединской газеты «Сельские новости» Александра Цыганова.
Советские дети росли патриотами с малых лет. Хорошо помню, как ещё в садике с серьёзными лицами мы пели «Крейсер Аврора». Гимн Советского Союза впервые прочитан в букваре, а его слова до сих пор нет-нет, и просятся при звучании Гимна России.
Да чего там, в одном только ребячьем фольклоре была масса всего, что говорило о патриотизме. Например, глядя на звёздное небо, мы мечтательно говорили:
«Летит-летит ракета
Голубого цвета,
А в ней летит Гагарин —
Простой советский парень».
Или ещё. Проходя мимо какой-нибудь дохлой кошки, суеверно отплёвывались, но тоже в эту тему:
«Тьфу-тьфу-тьфу, не моя зараза, не мамина, не папина, не Ленина родного, а Гитлера дурного!»
В городах на главные праздники были демонстрации и парады, где советские дети шли вместе с родителями с шарами и флажками в руках. И в этом тоже крепло понимание, как сильна и непобедима наша Родина.
Особое место среди всех праздников занимал День Победы. В нашей памяти остались ещё не старые ветераны Великой Отечественной войны. Они приходили на классные часы в школу, и мы — октябрята и пионеры с волнением и уважением слушали их.
Мой дедушка Павел, мамин отец, тоже был фронтовиком. В последние свои годы девятого мая он вставал рано утром, надевал праздничный костюм с наградами и первым, ещё задолго до начала митинга, шёл в центр посёлка. Одиноко дед стоял у памятника, глядя на имена погибших и дожидаясь других ветеранов...
О войне до последнего ничего нам не рассказывал. Если кто-то начинал спрашивать, то поджимал губы, сдавливая всхлипывание, на глазах появлялись слёзы. Но это только лишь на миг.
— Ну, ладно, хватит! — сердито говорил он и ударял кулаком.
Это с трепетом в душе вспоминается мне теперь в каждый День Победы. А ещё вот что.
Мне десять лет. Первый год после переезда из города в деревню был интересен ещё и узнаванием местных традиций. А их в старинном зауральском селе немало. Да ещё в четвёртом классе была очень хорошая учительница — Татьяна Георгиевна, которая старалась вовлечь нас во все мероприятия школы и села.
И вот весна. Накануне 9 Мая мы повторили стихи и песни для праздника, и Татьяна Георгиевна сказала:
— Завтра с утра все в парадной форме, а девочки обязательно с бантами. Будьте без опоздания. И возьмите цветы для ветеранов.
С одноклассницами мы договорились сбегать в лес и нарвать подснежников. Сами, без взрослых.
Уже начало смеркаться, когда в грязных резиновых сапогах, уставшая и косматая, я зашла домой с охапкой жёлтых и бледно-сиреневых первоцветов.
— Ну, ребёнок! С тобой не соскучишься. Мы уже едва не кинулись тебя искать! — мама обеспокоенно посмотрела на замарашку.
Только когда узнала, что за цель похода была, даже ругать не стала. А я с гордостью поставила цветы в банку с водой.
В праздничный день всё отличалось от того, что я видела раньше в городе. Не было почётного караула из старших ребят у каменного мемориала, не было парада. Косуляне просто собрались у памятника в центре села, послушали стихи, возложили цветы и прошли в клуб на концерт.
Зал быстро заполнился людьми. На первые ряды сели ветераны. В этот день все они — жильцы домов, где на воротах красовались золотистые таблички «Здесь живёт участник Великой Отечественной войны», — выглядели по-особенному. Сами при параде, с медалями, и их бабушки рядом — тоже нарядные и гордые.
Начался концерт. Торжественные поздравления, песня «Этот День Победы», — заблестели слёзы на глазах собравшихся. В условленный момент школьники должны были пойти и вручить цветы ветеранам. Когда он настал, то все стоявшие вдоль стен школьники ринулись к первым рядам. Побежала и я. Ребята толкались, стараясь подойти к своему собственному деду или живущему по соседству ветерану.
И тут я обратила внимание на худого и очень высокого дедушку, рядом с которым на целом ряду складных кресел не было ни одного человека. Из наград на пиджаке только один орден — такой же, как у всех фронтовиков. Он сидел, ероша нестриженные тёмные волосы и растирая мятой фуражкой слёзы...
Сердце сжалось от обиды за дедушку, которому никто букета не подарил, поэтому, протиснувшись через толпу, пошла к нему.
— Возьмите, пожалуйста, цветочки!..
Сухими большими ручищами он принял букет и растроганно схватил меня в охапку.
И тут я увидела, что другие ребята как-то странно — не то испуганно, не то удивлённо на меня смотрят. Поняла, что лучше тикать. Быстро вылезла из этих объятий и побежала к своим.
— Сашка, ты чего?! — зашептала подружка Ленка.
— Долгих, ну ты и дура! Ты куда полезла? — присоединились к ней мальчишки.
— Ха-ха, это, наверное, внучка Саши-немца! — язвительно усмехнулся пацан постарше.
Сделалось не по себе. До конца праздника в мою сторону так и сыпались смешки. Я ещё не понимала, в чём дело, но сквозь слёзы тайком рассмотрела этого фронтовика.
Он выглядел довольно странно, одет в несвежий выцветший светло-коричневый пиджак от костюма, штаны с вытянутыми коленями, обут в длинные спортивные кеды. И явно нетрезв.
Когда выходили из клуба, меня обступили те же мальчишки постарше и наши одноклассники и начали дразнить:
— Внучка Саши-немца!
— Хай Гитлер!
— О, приехала родственница из Германии!
Я растолкала их, разревелась и убежала домой. Ленка за мной.
— Стой ты! Не догоняет уже никто, — запыхавшись и хватая меня за куртку, сказала она.
Дальше пошли шагом. Ленка сочувственно пыталась меня разговорить.
— Слушай, ты разве Сашу-немца не знаешь? Он же там, в вашем краю живёт.
На самом деле, я его до этого не знала. Зато потом стала встречать очень часто. Всегда в том же заношенном пиджаке с орденом и спортивных кедах. И узнала, что «немец» — это не национальность деда и не его фамилия. Почти всегда он был пьян, и когда шёл по улице, мальчишки-хулиганы дразнили его «Хай Гитлер» или «Гитлер капут». Он при этом кидался на них и страшно, по-звериному, рычал. Те бежали врассыпную, а заодно и мы с девчонками, в страхе, что достанется и нам.
Стало понятно, что за пьянство и бродячий образ жизни этого деда не уважают взрослые, а отсюда и некоторые дети позволяли себе глумиться над ним.
Я даже не знала фамилии и отчества Саши-немца. Невзирая на статус фронтовика, все в деревне звали его именно так.
Вроде бы, это конец истории. Но нет.
В том селе я прожила всего четыре года, а потом мы с мамой уехали в соседний регион. И однажды я вспомнила и рассказала о той истории с букетом своему родственнику, родом из Косулино.
— Так ты не знаешь, почему этого деда Немцем звали? — спросил он и сам ответил. — Потому что он в войну в концлагере был. А вообще, старые люди говорили, что он ещё в конце 1930-х в тюрьму по малолетке за что-то сел. Поэтому на войне не где-нибудь служил, а в штрафбате. Так-то вот...
В родной деревне, вернувшись с войны, он так и не смог наладить жизнь. Хотя семью завёл, два сына было. Но при этом много пил, причём ещё и всякую дрянь, в колхозе не работал. Поэтому семья распалась, а он стал жить бродягой. Мог подолгу где-то пропадать, потом появляться в деревне, но вновь не для того, чтобы осесть и зажить благополучно.
«Гитлер капут!» — так кричал он сам во хмелю, поэтому и прицепилось к нему прозвище.
Другие ветераны его сторонились и в свой круг не принимали. Потому на архивных фото в праздничном строю среди фронтовиков с медалями и орденами не увидеть высокую худощавую фигуру человека, обутого в длинные кеды...
И с того момента всплывшая в памяти история увиделась мне под другим углом.
Позже я узнала фамилию этого ветерана и попыталась выяснить хоть что-то о его военном пути на сайтах Минобороны. И вот что нашла.
15 июня 1942 года Александр Яковлевич А. был взят в плен под Купянском. В это самое время там проходило крупное сражение, известное в истории как Вторая битва за Харьков. Наступление советских войск завершилось окружением и практически полным уничтожением наступавших сил Красной армии.
Рядовой А. попал в 318-й шталаг в Польше, где содержались сотни тысяч военнопленных из разных стран. Для советских солдат и офицеров это был, в сущности, лагерь уничтожения. Там сотнями ежедневно истребляли людей, при этом принуждая к тяжёлому труду в каменоломнях. Содержали русских под открытым небом или в дощатых бараках, без верхней одежды и обуви. Болезнь означала неминуемую смерть в изоляторе...
Страшно представить, каких усилий стоило человеку пройти через этот ад. При этом участь и после Победы у бывших узников была незавидной. Многие оказались затем в лагерях НКВД. Вернувшимся же домой пришлось пережить к себе враждебное отношение. Вот такие открылись сведения...
А орден, зацепившийся в моей памяти, — да, он был. В 1985 году в честь 40-летия Победы орденом Отечественной войны II степени были награждены все жившие на тот момент ветераны войны. Так получил его и забытый прежде фронтовик Александр Яковлевич А...
Мне этот дед никем не приходился, но не оставляла мысль, что так и сгинул где-то ветеран войны безвестно голодным, холодным, больным. В деревне ведь ни отопления, ни водопровода. Не дай Бог остаться без сил — долго не протянуть. И эта тоскливая мысль заставила вновь порыться в интернете и поспрашивать косулян.
Узнала, что под конец жизни скитания Саши-немца привели его в дом милосердия в Шадринске, куда он попал в свои 74. Только не смогла бродяжья душа ужиться с комфортом, порядком в быту и распорядком дня. Потому в скором времени он покинул государственное учреждение и возвратился к прежней жизни в Косулино. Затем его снова отправили туда, а он ещё раз вернулся.
Весной 1997 года он скончался, немного не дожив до своего 77-летия. Похороны взял на себя колхоз. И есть в родном Косулино на погосте могила и добротный крест — место, где можно поклониться ветерану войны с ненарядной судьбой, без подвигов и боевых наград, смолоду скомканной и исковерканной вражеским пленом...
