Я всю юность провел в деревне на границе с Курганской областью. Обычная сельская жизнь, размеренная, изредко разбавляемая местечковыми происшествиями, драками с соседями, свадьбами, похоронами... Как в песне "Городок" у Варум. И был у меня самодельный мопед, его отец мой собрал, очень рукастый мужик. Сейчас он уже пенсионер, но до сих пор к нему вся деревня ходит — кому радиатор запаять, кому сцепление на машине перебрать... А мама моя умерла, когда мне было пять лет, тяжело болела. Жил с мачехой, хорошей, образованной женщиной, учительницей.
В общем, к мопеду. На мопеде я гонял целыми днями. Хороший был мопед! Однажды, правда, я жестко не расчитал и улетел на нем в местный пруд. Что примечательно, сам-то я успел спрыгнуть перед падением, а вот техника ушла с понтона на дно, метра три глубиной. В слезах-соплях прибежал я домой. Батя как услышал, что я утопил мопед, без единого слова бросился к пруду, рыбкой нырнул... Зачем?! Ну килограммов пятьдесят-то было в мопеде, все равно его одному человеку со дна не поднять! Тем более, если в иле увязнет.
Тем не менее, отец самоотверженно скрылся под водной гладью, несколько раз шумно выныривал, тяжело дышал, снова нырял.
Как потом он рассказывал, сидя в бане, согреваясь после "купания" (на улице-то осень, забыл сказать), нырял он вовсе не чтобы вытащить мопед. В подсумке, прикрепленном сзади седла, всегда лежал набор гаечных ключей, завернутых в тряпочку. Вот тряпочка-то и нужна была бате. Кусочек рогожи за полгода перед смертью вышила мама, там всего шесть слов вышито: "Олеже и Пете на долгую память". Олежа — это я. А Петя — это отец. Платочек он положил в подсумок "на счастье", когда мамы не стало.
Мопед мы вытащили ручной лебедкой, да не это главное.
