Василий Авченко: «Нет большой разницы между жителями Челябинска и Владивостока»

В Челябинске побывал автор «Тотального диктанта-2023», финалист премий «Большая книга» и «Национальный бестселлер», известный российский писатель Василий Авченко. Василий живет во Владивостоке и посвящает все свое творчество самым отдаленным уголкам нашей Родины — Дальнему Востоку, к которому в последние годы привязано так много внимания.  

«Хорошие новости» познакомились с писателем на полях Южно-Уральской книжной ярмарки и выяснили, что связывает Джека Лондона с Приморским краем и узнали, как вообще живут, мыслят и дышат писатели за пять часовых поясов от Урала. 

— На открытии #РыжегоФеста Вы сказали, что, оказавшись в Челябинске, словно не уезжали из Владивостока. Разве наши города схожи?  

— При всей огромности наша страна удивительно однородна. Нет большой разницы между жителями Челябинска и Владивостока. Поменяй нас местами, быстро привыкнем. Это, на самом деле, явление исключительное: в том же Китае, да и в небольших европейских странах вроде Италии или Германии язык сильно отличается от региона к региону. 

— А есть во Владивостоке местные словечки, которые не поймут в других регионах? 

— Есть, они чаще всего связаны с морем. Например, очкуры. Это закоулки, подворотни, где темно и небезопасно, тайные проходы. Так назывались места на судах, где прятали контрабанду, потом словцо перекочевало на сушу. «Пройти очкурами» — все равно что «ходить огородами». Еще у нас говорят не «гора», а «сопка». Слово, конечно, придумали не мы, оно с кем-то приехало в Приморье, но в обиход вошло плотно. Владивосток — город нового освоения, достаточно молодой, люди туда съезжались со всего Советского Союза.

— Ваш личный пример показывает: совсем не обязательно жить в столице, чтобы быть известным в формате страны писателем. 

— Большая часть известных писателей, как ни крути, живет в Москве или стремится туда. Поэтому иногда создается впечатление, что вся Россия, кроме Москвы, гигантская провинция. Онлайн-технологии нивелируют разницу, но сложности остаются. К примеру, чтобы стать режиссером, все равно нужно ехать учиться в ГИТИС. Да и киностудии во Владивостоке или Челябинске нет. 

Я бы хотел, чтобы было иначе. Распутин, Вампилов жили в Иркутске и писали произведения, которые читала вся страна, их переводили на другие языки. Сейчас примеры таких писателей тоже есть: лауреат Букера Денис Гуцко в Ростове-на-Дону, Михаил Тарковский в Красноярском крае, Дмитрий Новиков в Карелии. Ярчайший пример возможности остаться в провинции и быть автором мирового масштаба, брендом и суперзвездой — Алексей Иванов. Мне бы хотелось, чтобы свой Иванов, свои заметные фигуры были в каждом регионе, чтобы наша локальная жизнь отражалась в большой литературе, кинематографе. До Владивостока редко доезжают съемочные группы, а снять есть что. Акира Куросава у нас снимал известнейшее кино по книге исследователя Дальнего Востока Владимира Арсеньева «Дерсу Узала». Но это, скорее, исключение. 

— Кстати, именно Владимиру Арсеньеву, этнографу и путешественнику, посвящен текст «Тотального диктанта-2023». Вы были автором этого текста, в нем читается большая личная заинтересованность и теплота к фигуре Арсеньева.  

— Во Владивостоке и Хабаровске, где он жил, отношение к Арсеньеву в принципе особое. Он был военный географ, офицер. Между революциями уволился из армии, в Гражданской не участвовал, за границу не поехал. Советскую власть принял — служил российскому государству, неважно, под каким флагом. Чем больше я узнавал о нем, тем лучше понимал: это не только важная фигура в контексте исследований и путешествий, но и интереснейший человек — самодисциплина, целеустремленность, мужество.  

Думаю написать про Арсеньева подробнее. Материала много, изданы интереснейшие монографии. Тихоокеанское издательство «Рубеж» впервые расшифровало и выпустило его экспедиционные дневники. Я все проштудировал. Хочу переработать для широкого читателя, написать увлекательно и интересно. Жизнь, личность Владимира Арсеньева достойны максимального внимания.

— Об Арсеньеве и признанных классиках литературы Вы писали в сборнике «Литературные первопроходцы Дальнего Востока». Как отбирали писателей, ставших героями книги? 

— Это семь биографических очерков, выстроенных хронологически. Первым идет Иван Гончаров, затем Чехов, последним — автор культового романа «Территория» Олег Куваев. Это фигуры, сыгравшие масштабную роль в литературном освоении Дальнего Востока. Я убежден: настоящее освоение территории происходит только когда она описана в книгах, песнях, фильмах.  

Есть два спорных в контексте книги имени. Это Арсений Несмелов, белогвардейский поэт и прозаик, и, как ни странно, Джек Лондон. Несмелов после разгрома Колчака жил во Владивостоке, потом уехал в Харбин. В 1945 году его арестовали наши контрразведчики за сотрудничество с японской военной миссией, он умер в тюрьме, не дожив до суда. Ничего хорошего в сотрудничестве с японцами нет, но писатель он великолепный. И одним из немногих описал Владивосток смутного времени и удивительную Манчжурию. Харбин заложен русскими инженерами как столица Китайско-Восточной железной дороги. Там еще до революции были русские гимназии, церкви. Потом он стал восточной столицей белой эмиграции. До 1945 года в Харбине существовало белогвардейское сообщество, и Несмелов все это описал. 

Джека Лондона я вообще не собирался включать в книгу, он как-то сам влез. Парадоксально, но он был почти дальневосточником. Его первый рассказ назывался «Тайфун у берегов Японии». Джек Лондон нанялся матросом на шхуну, бил котиков в районе Курил и Камчатки, браконьерил. Мог, между прочим, угодить на каторгу. Был военкором в Корее на русско-японской войне, мыл золото в районе Юкона — Аляска еще не так давно была продана Америке. У него много параллелей, связанных с Дальним Востоком.  

— Вы пишете и о современных событиях, и о временах прошлого. О чем писать интереснее?  

— У меня свое восприятие времени — нет разницы между прошлым и настоящим. Точнее, есть только настоящее время, оно происходит всегда. Прошлое для меня реально ровно в той же степени, что день сегодняшний. Исходя из этого ощущения я и пишу книги. И мне бы хотелось привлечь внимание к интересным именам, оказавшимся в тени.

— Есть книги, которые с Вами всю жизнь, которые перечитываете?

— Всю жизнь могу перечитывать книги и абсолютно не разочаровываюсь в них. С детства со мной «Республика ШКИД», «Школа» Гайдара. Меняется восприятие, контекст. У Аркадия Гайдара есть рассказ «Голубая чашка», написанный одновременно для детей и взрослых. Ребенок увидит сюжет, а взрослый между строк прочтет тему обиды и непонимания между супругами, возможной неверности. Недавно перечитал книгу Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», как она сидела в Колымских лагерях. В начале девяностых, когда можно стало говорить о репрессиях, мы видели в ней только мрак, неправовое следствие и лагерный ужас. Это производило оглушительное воздействие. А сейчас замечаешь другие вещи — в этой книге, помимо тьмы, масса света. 

— Вы ездите по стране, выступаете перед разными аудиториями. Отличается ли публика в больших городах и малых? Чувствуется разница? 

— Вчера я был в Нагайбакском районе, принимали очень искренне, по-доброму. Вся книжная индустрия, от книгоиздания до читательского сообщества, к сожалению, москвоцентрична. Какие-то книги с опозданием доходят до маленьких городов. В мегаполисах приходит больше людей, которые тебя читали, задают неслучайные вопросы. Но эти люди избалованы всем подряд, их не так просто заставить прийти. А в далеком селе книг твоих, может, и меньше прочли, но аудитория очень благодарная, для них это событие, такие встречи становятся особенно теплыми. И это характерно для всей страны.