В одном из старых дворов на Северо-Западе нашел очень хорошее дерево с тремя толстыми ветвями. Когда я был ребенком, такие ветвистые ивы просто так не стояли на детских площадках, от них требовалось нечто большее, чем тихо шелестеть листьями и давать тень. В месте, откуда растопыренные пыльцы древа расходятся в разные стороны, дети бы обязательно свили гнездо: прибили бы туда перекладин, понатаскали бы какого-нибудь хлама и сидели бы на ветках, как птицы небесные, поплевывая семечкам вниз. Все детство мы провели на деревьях, забираясь все выше и выше, устраивая многоуровневые жилые массивы на ветках, когда самый смелый и ловкий мог свить гнездо ближе к верхушке, и никто другой забраться туда был не в силах: не знал где схватиться, где перехватиться, как подтянуться, чтобы не сорваться вниз, да и боязно.
Мы походили на маленьких, юрких обезьян и карабкались по деревьям с большой охотой и удовольствием. Альпинисты вбивают в скалы стальные крюки, а мы приколачивали ступеньки к стволам деревьев в сложных для восхождений местах, и все были довольны — никто не возмущался — даже старая яблоня, дуб, или вяз были довольны.
На дереве в старом дворе Челябинска нет ни перекладин, ни крюков, никакой мальчишеской инфраструктуры. Видно, что туда никто не карабкается. Да и разве можно? Начнет пацан прибивать что-то к веткам, чтобы поселиться там на все лето — налетят экологи, урбанисты, всякие встревоженные граждане, запечатлеют беднягу на видео, а потом СМИ напишут: «Челябинские подростки покалечили дерево. ВИДЕО». Сейчас все пляшут вокруг деревьев, как друиды, а мы не плясали, мы на них жили.
И весело было нам, и солнце стояло в зените, и деревья были большими и славными, и дети не исповедовали экологию, как религию, но жили в согласии с природой до которой могли дотянуться руками.