Виолончелист Фарход Насируллоев: "Таджики — великий народ, но они сами виноваты в сложившихся стереотипах"
Семья 26-летнего Фархода Насируллоева насчитывает десятки человек. Практически все они живут в Таджикистане и так или иначе имеют отношение к музыке — получить музыкальное образование для них традиция. Сам Фарход уже семь лет обитает на Южном Урале, два последних года он виолончелист оркестра "Классика" при челябинской филармонии.
После репетиции Фарход встретился с корреспондентом "Хороших новостей" и рассказал, почему таджики сами виноваты в сложившихся стереотипах, каково это — жить "здесь" и иметь группу "там" и зачем он “обручился” с виолончелью.
Фарход, это правда, что все члены твоей огромной семьи музыканты?
— Отчасти это правда. По маминой линии — точно все. Дедушка Шодимон Алифов был знаменитым скрипачом. Тетя — известная певица, пианистка. Недавно дедушка ушел от нас, и музыкальная традиция в нашей семье стала угасать. Но все равно, старшие члены семьи любят музыку, живут ею. Мой старший брат учился играть на скрипке у дедушки, а сейчас работает администратором в ресторане в Алма-Ате. Он приглашает различных профессиональных музыкантов из других стран к себе ресторан. Недавно выслал мне фолию Вивальди. Эта фолия о сумасшествии, о том, как человек постепенно все сильнее и сильнее начинает чувствовать эмоцию, сводящую его с ума.
Сколько человек в твоей семье?
— Ох, давайте я вам лучше покажу фотографию только лишь двоюродных братьев и сестер со стороны мамы. Надеюсь, вас это не шокирует. Здесь и два родных моих брата.
На фото: дедушка и бабушка Фархода, а также его братья и сестры по маминой линии
А со стороны отца нет музыкантов?
— Нет, не так много. Отец — бывший военный — он не знает нот, но играет на дойре (ударный инструмент — прим.ред.) и слышит тона. Я иногда даже удивляюсь, спрашиваю, как ты так слышишь, он смеется, отвечает — а как ты думаешь, вы двадцать лет вокруг меня ходите: один на пианино играет, второй на виолончели, третий — на скрипке, ты полагаешь, будто я не научился?
Ты родился в Астрахани, рос и учился сначала в Душанбе, потом продолжил учебу в Чкаловске и в итоге оказался в Челябинске. Все так — ничего не упустили?
— Из Астрахани мы переехали, когда мне было два года, потому что родители окончили вуз и решили вернуться на родину. Мы переехали в Душанбе, и там я пошел в школу. Параллельно стал учиться музыке — это был интернат, все было вместе: и обычная учеба, и музыкальная. Через несколько лет мы переехали в Худжанд — Северную столицу Таджикистана. Было неспокойно в Душанбе после гражданской войны и родители предприняли такие меры безопасности. Там неподалеку есть город Чкаловск — абсолютно русский город. В этом городе мой дедушка работал директором музыкальной школы — там я и стал учиться. Сложность была в том, что это все-таки была музыкальная школа, а обычная школа была отдельно. Когда заканчивались уроки, я бежал на занятия музыкой.
То есть все-таки сам бежал, не родители заставляли?
— Иногда, конечно, говорили, чтобы я поторапливался, но я в отличие от моего брата-скрипача больше хотел заниматься музыкой. Я был послушным мальчиком, и даже когда не особенно хотелось идти на специальность, я понимал, что не хочу подводить своих родителей. Ведь придет дедушка и будет жаловаться на Фаруха — это мой брат как раз. Я не хотел, чтобы родители такое слышали и обо мне тоже.
А как ты в Челябинске-то оказался?
— У нас в Таджикистане есть президентская квота — по ней можно уехать учиться заграницу в том числе и в Россию. Мне сказали, что есть возможность поехать в Челябинск — учиться в ЧГАКИ, и я согласился. В год, когда я поступал — 2009-й — нас иностранцев тут было много: с Осетии, с Грузии, с Монголии, из Узбекистана, из Туркменистана. Нас всех поселили на один этаж в общаге. Было очень хорошо — мы все дружили, общались, говорили на таджикском, на узбекском языках. Так прошло два года, а потом нам сказали, что нас расселяют. "Вы не учите язык" нам сказали (смеется).
И вот ты в челябинской филармонии…
— Да. Адик Аскарович меня слушал на экзамене, видел мой рост во время обучения и наступил момент, когда он мне сказал "Фарход, я тебя приглашаю в оркестр" (Адик Абдурахманов — дирижёр, флейтист, преподаватель, заслуженный артист РФ, с 2003 года заведующий кафедрой оркестровых инструментов ЧГАКИ, с 1998 года основатель и бессменный художественный руководитель и дирижёр камерного оркестра "Классика" — прим. ред.)
Я пришел, так удивительно — здесь собрались профессиональные музыканты, все они были старше меня. Приняли хорошо — сами ведь когда-то начинали музыкальный путь. Я поначалу ошибался, старался играть тише, прислушивался. Но сейчас уже с закрытыми глазами играю, ноты сами летят. А еще я состою в коллективе, где мы играем легкий романтический джаз. А в Таджикистане у меня есть своя группа.
Группа в Таджикистане? Рок-группа?
— Нет, стили играем разные, альтернативную музыку. Мы организовали группу с моим другом Акмалом, еще, когда я учился в училище. И он, и я были композиторами — писали песни, музыку. Постепенно к нам стали присоединяться наши товарищи, которые любят классику, ценят джаз, уважают свою культуру. Группа наша называется "Шестой такт": первые пять — это стили, которые проявляются в нашей музыке и еще нас пятеро. А шестой участник это музыка. Когда я сказал, что нам нужно назваться "Шестой такт", ребята давай спрашивать, что, почему, давай лучше назовемся по-восточному? Я говорю, ну давайте "Шашлык" назовемся — как раз в переводе с таджикского означает "шесть".
И как ты играешь в таджикской группе, если находишься в Челябинске и играешь здесь классику и джаз?
— Я езжу в Таджикистан, там мы снимаем клипы, каждый год записываем минимум пару песен. Но мы еще и лучшие друзья — мы будем всегда. Я могу заскучать по ним и написать музыку, скинуть ее Акмалу, он отправит ее поэту, тот напишет песню и к моменту моего приезда уже все готово — осталось только свести.
Хорошо, давай немного отвлечемся от музыки, и мы наконец-то зададим тебе вопрос, который не задать не можем. Стереотип таков, что таджики приезжают в Россию исключительно, чтобы класть асфальт. Часто сталкивался со стереотипами?
— Постоянно! В любом месте, где бы я ни оказался, я чувствую напряжение по отношению к себе. Ничто не может этому помешать — я, кажется, даже слышу мысли людей. И я понимаю этих людей, потому что мы сами так себя поставили. Стереотипы очень сильны, с ними не могут справиться даже воспитанные, умные люди — стереотипы сильнее и они в подсознании. Это не ненависть, не расизм… это что-то более легкое. Меня ужаснул пример, когда я еще учился на первом курсе, зашел в трамвай, а кондуктор сразу начала на меня кричать "Выходи! Выходи прямо сейчас, я знаю, что ты не заплатишь", это было очень смешно, потому что у меня была проездная карта. Я вышел и стоял на остановке хохотал. Ну, я такой человек — пока сильно меня не заденешь, я смеюсь. Я всех могу понять, даже лютых гопников. Они бы не стали такими, если бы жили в интеллигентной семье, ведь так?
А когда ты встречаешь на улице таджиков, вы общаетесь?
— Да, часто такое бывает. Бывает, я вижу, что таджик ведет себя недостойно, тогда я подхожу и спрашиваю "Братишка, я вот считаю, что таджики — великая нация, ты так считаешь?", он говорит, да, мол, считаю. "Ну, а зачем ты так себя ведешь" — говорю я ему. Или, например, еду в маршрутке и вижу, как два таджикских парня толкаются, громко говорят на своем языке — а русские, я знаю, не любят этого — тогда я им тоже делаю замечание, говорю, что они, трезвые таджики, ведут себя как русские, но как пьяные.
И как реагируют земляки?
— Им стыдно становится. "Таджик" переводится как "вершина". И у нас в Таджикистане есть Памир — высочайшая точка Евразии. Я искренне верю, что таджики — высокая нация, и мы не должны делать так, чтобы о нас люди были плохого мнения. У меня сердце доброе, и я хочу, чтобы все становились лучше. Люди-то у нас хорошие, но они почему-то становятся все безразличнее, это очень страшно. Я вижу, как люди не уступают места в транспорте старикам, беременным женщинам. Правда, однажды я хотел уступить место женщине средних лет, а она на меня закричала "Ты чо, считаешь, я старая?" и силой посадила меня на место. Теперь я думаю, ну и как мне в следующий раз угадать?
У тебя кольцо на пальце — ты женат?
— Я не женат, это кольцо моей мамы, но оно не налезает ни на один палец, кроме безымянного. Когда я надеваю его на левую руку, неудобно держать виолончель. Поэтому я надеваю его на правую — и вот я уже обручен с музыкой, обручен с виолончелью. Но у меня есть девушка, она русская. Мы встречаемся много лет, я возил ее в Таджикистан, она знакома с моей семьей. В Таджикистане ей очень понравилось, но жара там сильная, конечно, она не совсем была к такому готова. Моя девушка тоже музыкант, она учится в академии на четвертом курсе, играет на фортепиано. Думаю, она лучше относится к музыке, чем я — она очень хороший музыкант.
Фарход, пора прощаться. Расскажешь напоследок свою самую хорошую новость?
— Этим летом я поеду домой в Таджикистан. Это уже точно. Я вообще езжу каждое лето, но в прошлом году не поехал, потому что пытался устроиться на еще одну работу и готовился к ней. Требовался звукооператор, аранжировщик и композитор в одном лице. И я готовился, изучал программы, в которых пишут музыку, сделал все, что мог. Мне сказали, что моя кандидатура очень понравилась, но меня не взяли. Думаю, что это из-за ощущения, что таджикам нельзя доверять (смеется). Как будто я сделал им что-то плохое.
