Майор запаса ФСБ РФ рассказал о своей службе в КГБ, заданиях группы "Альфа", вербовках и легендах для прикрытия.
Майор запаса ФСБ России Владимир Владимирович Елисеев родился в Кыштыме в 1959 году. Его судьба в чем-то была типична для многих профессиональных защитников Родины.Школа, спортивная секция, армия и переход на службу в органы госбезопасности. А что? Таких атлетов, да еще и с мозгами спецслужбы вычисляли на раз-два и предлагали перейти на более интересную, но и опасную работу.
Его служба длилась с 1978 по 1996 годы, о ней известно немного, однако с некоторых эпизодов его профессиональной жизни гриф “секретно” уже снят. О них мы и поговорили, когда Владимир Владимирович приехал в Челябинск получить премию “Светлое прошлое” (ссылка) . А еще говорили о вербовке, легендах для прикрытия, семье, детях и о том, как кыштымец Елисеев в составе группы “Альфа” предотвратил в России гражданскую войну.
Владимир Владимирович, вот вы приехали в Челябинск, а у себя — в Кыштыме часто бываете?
— Я в Кыштыме бываю раз шесть-семь в год. В последнее время город стал немного преображаться с точки зрения восстановительного процесса: делаются дороги, наконец-то началось строительство жилого фонда, которое было заморожено лет 15. Реально, строительства не было в городе. Народ изменился: стал моложе и грамотнее. Приезжая в Кыштым, я всегда стараюсь собрать и одноклассников, и однокурсников, и ребят, с которыми мы занимались в спортивной школе. Для них такие встречи являются ярким пятном. Наши связи — чем дальше позади остается детство и учеба — становятся только крепче, все больше они похожи на родственные. Ну, и не будем забывать, что школа №4 в Кыштыме — это тоже мои друзья, мои подшефные друзья — это несколько кадетских классов. У истоков создания кадетского движения я тоже стоял.
Еще интересно вот что: вам же в армии предложили работать в комитет госбезопаности Может быть, раскроете тайну: как проходила вербовка? Не просто ведь к вам подошел случайный человек и сказал "Владимир, пойдемте в КГБ работать"?
— Вот так как вы сказали, именно так и было! На одном из… скажем так спортивных мероприятий ко мне подошел человек и сказал "Володь, не хочешь ли ты перейти в КГБ и заняться настоящей мужской работой". В тот период времени служба в КГБ для всех нормальных парней и военнослужащих являлась вершиной — все понимали, что служба очень серьезная, закрытая. Я на тот период времени служил на узле связи главного управления погранвойск, входящих в систему КГБ. И я согласился — мне казалось здорово перейти из одного подразделения в вышестоящий орган. Хотя куда я попаду и чем буду заниматься, об этом разговора не было до самого приказа председателя КГБ. Ну и вообще тогда кстати, за каждой воинской частью были закреплены контрразведчики третьего управления КГБ, то есть они рассматривали личный состав: качества, физическую подготовку.
Коль скоро вы сразу стали работать, наверняка у вас была и легенда для близких друзей и родственников?
— Легенда была очень простая. Так как пришел я из воинской части и до этого носил форму, у меня все так и осталось, только поменялся номер воинской части. Как был военным, так и остался. Ребят, которые приходили из других подразделений, например, инженер или инструктор по спорту — так и оставались со своими должностями до выхода на пенсию. С одной стороны — легенда прикрытия, с другой были официальные документы, которые находились в подразделении, потому что все равно в командировки выезжали: в закрытые и открытые, и без документов это сделать было невозможно. Ну и большое спасибо московскому уголовному розыску, сотрудники которого предоставлял нам свои удостоверения сотрудников московского УГРО. А сотрудник МУРа — это сотрудник МУРа, сами понимаете. Он мог входить в любые объекты и заведения с просмотром, что нам и требовалось. Да даже остановить по боевой тревоге машину можно было — а в то время личного транспорта практически ни у кого не было — но с удостоверением можно было хватать любую машину. Каждый водитель по закону должен был оказывать содействие.
А вы на тот момент уже были женаты? Знала ли супруга, дети, может быть, о том, чем вы занимаетесь?
— Да, был женат. И тогда, и сейчас эта практика остается: руководство того отдела, куда ты идешь работать, приезжает в семью и говорит "ваш муж будет заниматься оперативной работой, сопряженной с опасностью для жизни и здоровья". И спрашивает, как члены семьи — отец мать, жена — на это смотрят. Без их согласия зачисления просто не будет, потому что противоречие интересов семьи и службы они в конце концов и там, и тут выльются в негатив. К тому моменту, когда я туда пришел, было два погибших сотрудника. Сейчас уже 32. И когда руководство отдела приходит в семью с печальной вестью, нет той истерики, которая могла бы быть, если бы не было согласованных действий при зачислении.
Владимир Владимирович, а когда вы отправлялись в первые командировки, какие вам давали директивы на случай, скажем, попадания в плен? Что должен был делать русский разведчик в таком случае? А к пыткам вас готовили?
— Нет, мы же не разведчики, мы — подразделение, которое выполняет задачи уже на подготовленной платформе. То есть тот же штурм дворца Амина (спецоперация в Афганистане под кодовым названием "Шторм-333", предшествующая началу участия советских войск в афганской войне 1979—1989 гг, — прим.ред.) это последнее действие в той большой оперативной государственной схеме, когда нужно было сделать последний шаг. Мы-то предназначены как раз для решения задач, связанных с освобождением заложников. Мы не разведчики, которых куда-то засылают, а они там шифруются, выполняя задачи.
Давайте вспомним октябрь 1993-го. В событиях вокруг Дома Советов группа "Альфа" сыграла большую роль. Но тогда же было непонятно, кто за кого. Дом Советов тогда выбрали народом, но Ельцин приказал штурмовать. И именно группа "Альфа" вывела Хазбулатова, Руцкого. Что вы чувствовали?
— Октябрь 1993-го — это тоже не начало каких-то событий. События начались раньше, с развала СССР и с тех "горячих точек" в наших республиках. Начиная с 1988 года, когда был конфликт между азербайджанцами и армянами, были погромы армянских семей. И вот с конца 1988 года мы побывали во всех наших республиках: в Ереване, в Баку, Душанбе, Кишинёве. И тогда мы для себя приняли решение, что если такие события будут происходить в Москве, то мы в них принимать участия не будем. Август 1991-го, когда был путч, у нас был устный приказ выдвигаться к Белому Дому и начинать громить. Мы тогда не вышли. Карпухин (офицер одного из управлений КГБ СССР, командир Группы "А" в 1988-1991 гг — прим.ред.) тогда собрал весь личный состав и посоветовался: что делать, мы идем или не идем. И, кстати, ни в 1991, ни в 1993 никто письменных приказов не давал.
И все-таки, октябрь 1993-го…
— Да, там ситуация была на грани: или вы идете, или вы указом президента будете расформированы. И под этим давлением мы дали согласие подойти к Белому Дому и что-то прояснить. И в общем-то наш вход в Белый Дом — это не штурм, а освобождение Белого Дома. Тем более, что мы взяли на себя обязательства гарантировать, что выживет каждый, кто находится в Белом Доме. Включая членов верховного совета. В общей сложности мы вывели тогда более 1500 человек. В коридорах, я помню, реально лежали горы оружия — туда привозили оружие КАМАЗами. И хорошо, что не произошло прямого столкновения. Единственный, кто тогда предпринял попытку стрелять по нам — это полковник Терехов и его Союз офицеров России. Пока мы поднимались, они вели по нам огонь с верхних этажей. И в общем-то то, что мы предотвратили и гражданскую войну, и массовые жертвы, это наша заслуга и, конечно, "Вымпела".
И последний вопрос. У вас есть две дочери и сын. Какие советы мог бы дать ветеран группы "А" молодым отцам? Может быть, нужно с пеленок отдавать в спортивные секции?
— Не знаю, я никогда не ставил перед собой такую задачу — отдавать куда-то целенаправленно ребенка. Старшая дочка, к примеру, выбирала сама, что хочет заниматься плаванием. Научилась, ушла оттуда. Захотелось ей заниматься на аккордеоне, она научилась, ей стало неинтересно, он ушла. И так далее. В конце концов, она окончила с золотой медалью, высшую школу экономики — с красным дипломом, отработала два года в Лондоне, а сейчас работает в одной из крупных консалтинговых фирм Москвы. Я так считаю, насиловать ребенка нельзя, тем более в спорте. Некоторые родители вваливают довольно много денег, чтобы довести своих детей до вершин, но в конце концов это того не стоит: ни по деньгам, ни тем более по травмам, нервам и нагрузкам самого ребенка. Средняя дочка у меня спортивная, сын Леха, он пошел в школу олимпийского резерва, позанимался там гимнастикой, но потом ему что-то не понравилось, он бросил. Они все у меня играют в футбол, волейбол, плавают, на лыжах катаются — общее развитие, оно, пожалуй, гораздо лучше, чем профессиональное.