На этой неделе в Челябинске отметился московский Театр сатиры и его неподражаемый худрук — Александр Анатольевич Ширвиндт. В свои 80 с лишним лет актер сохраняет удивительную бодрость духа и играет главную роль в пьесе "Орнифль". Журналисты челябинских СМИ встретились с Александром Анатольевичем и поговорили о театре, современной сатире и, разумеется, о семье.
— Вы в Челябинске впервые?
— Я в Челябинске уже в пятый раз. Первый раз я был в Челябинске, когда вы еще три раза не родились. В 1959 году, вы не родились еще? Нет? Ну вот, тогда я и был в Челябинске.
— Мы пока вас ждали, увидели на сайте Театра сатиры сообщение, что во второй половине ноября отменено шесть спектаклей. С чем это связано?
— Дело в том, что у нас премьера и я не успеваю. Поэтому несколько взрослых и несколько детских спектаклей пришлось отменить, чтобы репетировать. Дело не в катаклизмах. Что же касается в целом кризиса репертуарного театра, то да — тяжело. Мы сейчас были в Екатеринбурге, я лежу в номере, делать нечего, смотрю телевизор и все время бегущая строка. Так вот, я насчитал шесть антреприз. Хотя есть надежда, что люди уже обожрались этого: когда два стула на сцене и несколько звезд. Поэтому мы, когда привозим спектакли — предоставляем полное оформление, полный состав. Мало кто может на это решиться.
— То есть, репертуарный театр переживает не лучшие времена?
— Вообще, русский репертуарный театр — это основа мирового театра. Недаром же, все театры мира всегда равнялись на Чехова Антона и Михаила, Станиславского, Таирова, Лобанова и так далее. Русский репертуарный театр, со времен Островского театра — это был фундамент мировой театральной культуры.
— Может быть, вся проблема в огромном количестве театров?
— То, что много театров — это да. Может быть, в этом есть перебор. Но ведь все хотят жить. Пусть на досках, на чердаках, в подвалах, на крышах, на крысах. Всякие студии маленькие, они, конечно, не равноценные. Но кто будет решать что должно существовать, а что нет? Хотя сейчас время такое, что "откроешь телевизор" — и бесконечные жюри. Все сидят в "жюрях" целыми днями. Есть люди, которые переползают от одного жюри к другому. Вот Геночка Хазанов, нет ни одного места, где бы он не сидел. Гусман еще. И все жюри, жюри, жюри. А что "жюрить-то", надо работать.
— Александр Анатольевич, как художественный руководитель театра Сатиры, скажите — как вы относитесь к сатире современной, представленной разнообразными стендап шоу, Камеди клабом и другими подобными проектами?
— Они ребята способные. Например, я следил за деятельностью "Уральских пельменей" — это очень талантливые и дико трудолюбивые люди. Но когда они начинали — было мило, наивно, азартно. Сейчас они превратились в таких нахальных, профессиональных мастодонтов. Это хорошо, с другой стороны — нельзя печь как блины эти самые статирические шоу. То есть, там очень много талантливых людей, но когда эти шоу транслируются круглые сутки я говорю — не лезьте всюду. Ведь, во-первых, можно надоесть, во-вторых, это необыкновенно распыляет суть.
— Действительно, сатиры слишком много.
— Да ее сейчас просто нету, сатиры. Вот, например, мы ставим сатирическую пьесу Юрия Полякова, называется "Чемоданчик". Это сатирическое произведение. Чемоданчик — это ядерный чемоданчик. Его носит за президентом морской офицер. И вот однажды этот офицер украл чемоданчик, забаррикадировался в квартире и требует: квартиру, дачу. Вот это сатирическое произведение. Ставим его, не знаем, правда, что нам за это будет.
— Кстати, в свое время театр Сатиры был рекордсменом по количеству запрещенных показов. Сейчас вам больше ничего не запрещают?
— Ничего не запрещают, но ничего и нету. Нечего запрещать. А если вы имеете в виду молодых режиссеров, которые наизнанку переворачивают классику, то я этого не приемлю. Кстати про молодых драматургов. Мы устраивали в театре конкурс на лучшее сатирическое и драматическое произведение. И получилось странно — огромная страна, но где эти Салтыковы-Щедрины и Гоголи? Должны же где-то быть. Мы надеялись. Пришло 97 пьес. Из них до третьей страницы можно было дочитать только десять. Такая жуть.
— Наш вопрос может показаться невежливым, но вы бы не хотели взять в пьесу "Орнифиль" более молодых актеров?
— Там в этой пьесе заложено, что герои несвежие. Там даже есть такой текст: "Господь отворачивается от людей старше 70 лет". Я старше 70 лет. А вообще, играть до упора молодые роли нельзя, разумеется. У нас был милый спектакль "Кабала Святош. Мальер". Так вот, в прошлом сезоне я его снял с репертуара. Потому что там я играл, играла Вера Кузьминична Васильева. Мальера похоронили за кладбищенской стеной в 53 года. А играть 53-летнего, когда тебе 80 — стыдно. Хотя, русский репертуарный театр славится тем, что замечательные актеры до упора играли. Взять, к примеру Царева (Малый театр)он играл Чацкого лет до 65. Его все боялись в театре.
— Вы уже более 50 лет женаты на своей супруге — архитекторе. То есть, человеке из совсем другой среды, не театральной. Как удалось уживаться все это время?
— Кстати, моя жена в Омске построила театр музыкальной комедии. Он как трамплин такой. У меня вся семья архитекторы — академики, один я приблудный. Так вот, несколько лет назад брат моей жены, он академик архитектуры, был в Омске на симпозиуме. И ему показывали этот театр, он тогда произнес: "Между прочим, этот театр построила моя сестра". А ему возразили: "Нет, этот театр построила жена Ширвиндта" Но это я отвлекся. Чтобы жить хорошо, надо чтобы жена не знала, где я работаю. Моя не знает: что я ставлю, где я работаю. И столько лет мы вместе. Ребенку уже 58 лет, представляете! Правнучка бегает — четыре года. Такая зараза! Хорошенькая. Приходит тут как-то ко мне, говорит: „Шура — а меня Шурой все обзывают дома — что ж ты у меня такой некрасивый? Но я тебя и такого люблю!“ Я говорю — ты первая женщина в моей жизни, которая сказала, что я урод. Другие вкусы у них.
