Лучший учитель музыки России Виктор Шилов: "Мы охаем, ахаем, изучаем интонации, чтобы ученики понимали и настроения, и состояния"
Уже более 30 лет в 138-й школе Челябинска работает “учитель пения”, точнее преподаватель музыки Виктор Васильевич Шилов. Он получал награду из рук Путина как лучший учитель России, написал книгу о своем предмете и за годы труда научил любить и понимать музыку тысячи человек. Что само по себе, если не странно, то, как минимум, непривычно: мужчина в 'кабинете пения', с которым даже хулиганы разбирают увертюры и слушают Баха. Как ему это удалось? С этим вопросом мы напросились к Виктору Васильевичу на интервью. Заходя в кабинет, учитель музыки вздохнул 'Дети стали плохо запоминать информацию'. Мы тут же ухватились — это почему же?
— Потому что нагрузки большие. Вот, видите (протягивает листок А4 — прим.ред.) я им даю терминологию 'унисон', 'ансамбль', 'концерт', 'увертюра'… И все с расшифровками — каждое слово объясняется. Сейчас еще эта история с тремя секторами: каждый триместр у ребенка по каждому предмету контрольный срез — в год, то есть три. Вот они и бегают, сдают. Загрузка большая. Экзамены в четвертом классе и все в таком духе. Наверное, потому у них мои термины и уходят на второй план. Но я все равно их учу терминологии — той, которая им нужна, которая им пригодится. 'Контраст' — это мы с первого класса знаем, например.
Хорошо, что вы сами об этом заговорили… Скажите, если музыка не стоит на первом плане ни у детей, ни у родителей, то как вы строите образовательный процесс?
— Знаете, примерно две трети учителей грешат тем, что их предмет главный. Но если посмотреть со стороны на детей, то мы увидим, что главные у них сейчас компьютеры, а на втором месте сразу музыка. У них плееры в ушах постоянно, планшеты с наушниками носят в школу.
Не мешает это занятиям музыки? И вообще, тяжело бывает заниматься с теми ребятами, которым “медведь на ухо наступил”?
— Ну, как вам сказать. Вот, допустим, переводятся в нашу школу ученики из четырех разных школ: из Ленинского, с Северо-Запада, еще откуда-то. Они спортсмены, пошли сразу в спортивные классы. И я быстро выясняю, что ни в одной из школ ученики на музыке не поют. Педагоги там идут по пути наименьшего сопротивления: просто озадачивают их рефератами, например. А дети любят петь — это раз. И должна быть мотивация у детей — это два. Всегда нужно понимать, для чего ты это делаешь, например, музыкой занимаешься. Если мотивировать правильно, то ребенок будет заниматься. И к каждому классу с мотивацией нужно подходить по-разному. Психофизиологическое восприятие лежит в основе всего.
То есть вы, Виктор Васильевич, детей учите представлять, о чем они поют?
— Чтобы ответить на этот вопрос, начну издалека. Я школьником встретил в Кишиневе гида. Ему было 24 года, а он знал восемь языков. И я его спрашивал — как так, как он научился. Он мне ответил, что ему родители не давали думать на родном языке, а показывали картинки и говорили, например 'this is a fox' ('это лиса' — прим.ред.), 'fox go to the forest' ('лиса побежала в лес' — прим.ред.). То есть его тезисно 'fox — лиса', 'forest — лес' никто не заставлял слова учить и переводить в голове. И вот он выучил так английский, потом быстро немецкий и французский, потому что это одна языковая группа, а сам он молдаванин, и очень быстро освоил румынский, потом арабский. Естественно, и русский. Так вот когда человек представляет, он по свойствам предметов, даже если чего-то не знает, он начинает фантазировать. А если знает, то ему и представить легче.
И как же эту практику использовать на уроках музыки?
— Вот мы сейчас, перед беседой с вами, слушали китайскую музыку — мы слушаем музыку разных народов мира. О Китае я, конечно, тоже им рассказывал сначала. То есть дети накапливают информационный опыт, и им легче учиться. А второй путь познания мира — это общение. Общение, которое ощущается, то есть интонации. Забежит сейчас запыхавшийся француз, мы, не зная языка, поймем, что он испуган. И вот интонацию нужно нарабатывать, что мы и делаем. Интонации природой не заложены. У меня внучка в этот раз орет 'Аааааа!', я испугался, думаю, что такое, побежал, а она оказывается игрушку нашла и радуется. Потом опять — 'Аааааа!'. Я думаю, наверное, еще одну игрушку нашла. Нет, оказалось у нее нога в стуле застряла, и внучка меня звала. Понимаете? Вот мы охаем, ахаем, изучаем интонации, чтобы ученики понимали и настроения, и состояния. Понимали суть общения.
Получается, вы учите музыке, но учите детей 'дифференцированно чувствовать'?
— Получается так. Хотя в книге с рецензиями на всех 'учителей года' — я это звание получил в 99-м — написано так: 'учит жизни'. У всех рецензии по два абзаца, а у меня два слова (смеется). Мне льстит это, конечно. Когда человек ощущает тонко, ему и жить интереснее. А если он чувствовать не умеет, он ищет, чем это отсутствие чувств компенсировать: алкоголем, наркотиками, сигаретами. Я абсолютно убежден, что путь к тонкому мировосприятию лежит через музыку. И если человек хочет сыграть какую-то роль, спеть какую-то песню, он должен представить и почувствовать, о чем это. Например, мы учили с пятиклассниками песню про маму, и я стал рассказывать, что кенгуру во время преследования выбрасывает своих детенышей. А потом говорю, представьте, что вы в другом городе, а сотовых нет, и мама от вас далеко — никак не увидеться. И вот мы начинаем петь песню о маме, я гляжу — они так вдумчиво это делают, о мамах своих размышляют.
Какие приемы не используете в обучении? Почему?
— Страх убивает все чувства. Нельзя чему-то научить, если грубить, хамить. Ребенок в лучшем случае закроется от вас, в худшем — сломается. Надо заинтересовать. Мы учили однажды с детьми песни к 9 мая и я рассказывал, что такое похоронки — треугольные письма. И о том, что люди, получая такие, понимали: их сын, отец, брат пропал без вести или погиб. Нужно рассказывать детям, о чем они поют. И стараться погружать их в социум при этом. Я рассказывал однажды, как наши солдаты выбили заминированный тоннель, чтобы большое количество войск могло пройти. И майор передает по радиосвязи 'тоннель наш, потери минимальные — один человек'. А сам стоит и плачет, потому что это его сын. И мне мальчик один из класса говорит, мол, разве это много — один-то человек? Я тогда его спрашиваю — а если это ты? Он задумался, кажется, понял.
Виктор Васильевич, очень хочется спросить вот что — это правда, что вы были баянистом в одном из уральских ансамблей песни и танца?
— (смеется) Нет, так почему-то переиначили мой рассказ о службе в Кунгуре. Я в молодости там служил после института вместе с братом, и мы там организовали большой хор и оркестр. Номера танцевальные даже готовили. А в книге одной, которую готовили в ЧГИКе — я там тоже, кстати, уже пять лет преподаю музыку будущим педагогам — написали иначе.
А что вы на заводе раньше работали — это-то правда?
— Да, я три года работал в 'Полете' слесарем механосборочных работ. До этого я преподавал музыку, уже окончил тогда техникум, потом был институт и армия. Поэтому, когда на заводе все пошло на спад, я снова стал преподавать. Так… сколько же… С 1985-го, наверное. Можете написать, что я в школе более 30-ти лет уже работаю — не ошибетесь. С этой школой — №138 — я всю жизнь связан. С первого класса тут учился. У нас преподаватель музыки, кстати, не умел толком играть на баяне, а я умел и все время аккомпанировал — учителям на концертах, хорам. Когда я пришел сюда работать, у меня было по 45 уроков в неделю — это много. Нужно было тогда писать аннотации на композиции — грубо говоря, что ты понял, что узнал. Помню, на второй год моей работы с моим учеником Алексеем был курьез. Я рассказывал о 'Лунной сонате' Бетховена. О том, что первая ее часть — это 'мужская скорбь', два удара судьбы — это отказ Джульетты в браке и глухота, что неизлечима по сей день и третья часть — одиночество. Я рассказал еще, что Бетховен в споре с графом сказал 'Граф, кем вы являетесь, вы обязаны своим родителям. Кем являюсь я, я обязан самому себе', и мы послушали 'Лунную сонату'. После этого Алексей написал аннотацию, которую я дословно помню до сих пор: 'Людвиг терпеть не мог графа. Граф его тоже люто ненавидел. Когда Джульетта нанесла Бетховену два страшных удара, он поначалу печалился, потом оглох, но сонату решил написать'.
Вы — строгий учитель?
— Нет. Я ко всем отношусь по-доброму, одинаково. Здесь, в этой школе, и сын, и дочка мои учились. Обычно так не принято — учителя отдают своих детей под классное руководство другим педагогам. А я своих учил сам — я тогда-то и понял, что нужно учить всех детей, как родных. Чтобы смотреть их родителям в глаза было не стыдно. И главная задача — научить человека чувствовать не примитивно. Был случай, когда я своей дочке в шестом классе поставил по музыке двойку за год. Я проводил тесты, потом закрывал на листках с ответами фамилии и смотрел. Она тогда из пяти работ не выполнила три — получила 'два'. Потом она за ум взялась, поняла, что дружба дружбой, а служба службой.
Родители вам помогают заинтересовать детей?
— Да, конечно. Один из родителей смастерил барабан и мы теперь играем в 'Поле чудес' на знание музыки, инструментов симфонического оркестра, мелодии. Причем с шестыми и седьмыми классами мы поначалу не играли, но они упросили меня — сейчас будем думать, как это устроить. В игре я ведущий — Якубович без усов. И все ребята знают — они делятся на команды и соревнуются — что если их команда нарушит правило восприятия и будет мешать, то все будут писать реферат.
Чуть выше вы сказали о награде 'Учитель года', которую получили в 1999 году из рук тогда еще и.о. президента России Владимира Путина. Чуть раньше вы стали учителем года в области, а еще раньше — в Челябинске. Как вы тогда решились на участие в конкурсе?
— За мной был должок директору школы — тогда еще Вдовина Ирина Владимировна руководила. Она меня и выдвинула, мол, долг платежом красен. Делать было нечего — я согласился. А я люблю анекдоты короткие, частушки поучительные сочинять. И я с ними выступил на конкурсе в творческой части, написал частушки от имени ученика, который хочет учиться, но в школу не идет.
В школе странного немало
Знает каждый гражданин
Дети все предметы знают,
А учителя один.
На ботанике у нас
Информаций тучи,
А грибочки различать
Бабушка научит.
И все в таком духе. Хотя конкурсов и вопросов было много, песенный — это только одна часть. На области тоже выступал. Там были споры: мне или историку давать победу, но решили мне, и я поехал на российский конкурс. Там 76 человек — из каждого региона, а я один — без сопровождающего из областной администрации. Со всеми кто-то приехал, а я был один, и мне это очень помогло. Я видел, как эти чиновники учителей настраивают, а делают только хуже, мол, ты должен вот так выступать и вот так говорить. А мне никто не мешал.
Один из этапов конкурса — проведение урока в незнакомом классе. Помните, как он прошел?
— Да, обычный класс, 16 человек. Тема урока 'интонация'. В классе был один мальчик, круть-верть такой, мешал. Я и говорю, давайте, мол, разберем, что такое интонация — и стал охать, будто испугался, потом будто рассердился, потом охнул, будто обрадовался. Спрашиваю, кто еще хочет поохать, этот круть-верть руку тянет, я его вызвал, дал задание поохать словно он командир, так потом он как лапочка сидел — всем показывал 'тихо, не мешайте'.
Потом говорю 'Поднимите руки, у кого дедушки и бабушки воевали'. Тянется две руки. Из шестнадцати. Я стал рассказывать о небольшом городе в степи и что там решили люди посадить парк: по дереву от каждой семьи, у кого кто-то погиб на войне. Это фильм такой был художественный, я по его сюжету рассказывал. Так вот привезли двадцать машин с саженцами — и не хватило людям деревьев. Потом рассказал о дагестанском предании, что воин, защищавший свое отечество и погибший, превращается в журавля. Потом он летает и смотрит, стоило ему жизнь отдавать или нет, как потомки себя ведут. Рассказал, достал баян и запел 'Летит, летит по небу клин усталый' — интонационно настроил детей и эмоционально. Ловил их взгляды, смотрю — понимают. Потом мы вместе запели, и две женщины из жюри заплакали.
А потом вас наградил Путин…
— Ну да, Путин. Я тогда уселся не на свое место, представляете. Сел, а мне говорят — тут должен сидеть глава администрации президента (смеется). Потом я говорил речь, выступал. Путин задал какой-то вопрос, но я боюсь соврать — не помню что. Я ответил, но мне понравилось другое. На традиционном фуршете он говорил с людьми и так знаете, очень внимательно слушал, кто бы к нему не обратился — он так поворачивался и внимательно слушал. Конечно, кратковременная была встреча, но на меня этот момент произвел очень большое впечатление — как он слушал людей. Да что за народ такой! (в дверь кабинета, где мы говорили с Виктором Васильевичем, стучались ученики — прим. ред.). Извините, у меня сейчас урок, спасибо вам!
Читайте также:
Органист Владимир Хомяков: “Игра на органе — олимпийский вид спорта!”
Артистка театра Ла Скала Людмила Жильцова: 'Съездить на Зюраткуль — для меня традиция'
